Весь мир – театр - Ольга Трушкина

– Мани, мани, мани, шиш в кармане, денег нет совсем!

Но жена не обратила на его ужимки никакого внимания. Она была слишком увлечена действием фильма. Тогда Генрих сложил мелочь обратно в бумажник и злобно швырнул его на пол. Со стороны Маши никакой реакции не последовало. Кружкин, теряя терпение, снова высыпал монетки на пол и начал их считать, громко напевая: «Мои финансы поют романсы!» Но и тогда супруга не среагировала должным образом, скорее наоборот. Взяла пульт и добавила громкости. Гражданин Кружкин пропел еще громче жалобным голосом: «А-а, а-а, мальчишки отняли копеечку!»

– Геночка, тебе денежек выдать? Завтра на работу идешь, понадобятся на карманные расходы. Так и попросил бы по-человечески! Для чего мне тут спектакли разыгрывать, ты пока еще не в театре? – сказала Маша и потянулась за сумочкой.

– Спасибо, милая! – ответил интеллигент, целуя жену в щечку и поспешно укладывая купюры в бумажник, – я люблю тебя!

Утром Генрих проснулся очень рано, задолго до звонка будильника. Светало. В комнате стоял тревожный полумрак.

Маша, разбуженная шумной возней, сквозь густые ресницы наблюдала за мужем. Кружкин, в одних трусах, телосложением удивительно походил на Голлума из фильма «Властелин колец». У него были огромные плоские ляжки, как у саранчи. Теперь молодая женщина не понимала, как ее угораздило выйти замуж за такого нелепого урода, да еще с тяжелым характером.

Генрих наклонился, чтобы надеть носки. Его тощий костлявый зад в пестрых семейниках оказался недалеко от Машиного лица. Это было отвратительное зрелище! В полумраке ей казалось, что задница постепенно увеличивается и надвигается прямо на нее. У женщины возникло огромное желание изо всех сил наподдать ногой по этому отвратительному, мосластому заду. И она это сделала, но только мысленно. Представила, как нацеливается и наносит резкий и сильный удар в самый центр этой части тела своего супруга.

– Ой! Да что ж такое-то! – Генрих Валентинович внезапно пошатнулся и упал, врезавшись мягким носом в пол, – совсем я плох стал! Вестибюлярный аппарат отказывает! М-дя, как молоды мы были… А теперь все в прошлом. Жизнь не стоит на месте! Мои года – мое богатство…

Так, бормоча всякий бред себе под нос, Кружкин отправился в ванную.

Примерно через час Генрих Валентинович уже был возле театра и громко стучался в запертый служебный вход.

– Сейчас-сейчас! Уже иду! – до него донесся заспанный голос сторожихи. Тетя Вера, громка звеня связкой ключей, открыла ему дверь.

– Что так рано? Ни свет, ни заря! До репетиции больше часа! – сердито спросила старушка.

– М-дя! Так у меня важное дело – вступаю в должность бутафора, слыхали? – гордо ответил Кружкин.

– Слыхом не слыхивала!

– Позвольте ключики от бутафорской.

– Еще чего! Только после личного распоряжения Елизаветы Михайловны. Мне неприятностей не надо. Ключи он захотел! – злобно пробормотала сторожиха и ушла к себе в коморку.

Генрих прошел в фойе, где уселся на одном из мягких стульев. Театр недавно отремонтировали, купили новую мебель. Для завлечения публики в фойе устроили роскошный зимний сад с тропическими растениями и огромным аквариумом.

Кружкин, от нечего делать, разглядывал ленивых золотых рыбок, медленно плавающих в прозрачной зеленоватой воде. Лишь минут через сорок начали подтягиваться сотрудники. Да, здесь многое изменилось за два года его отсутствия, не только интерьер и обстановка! И эти перемены очень понравились Генриху Валентиновичу. Появилось несколько новых молоденьких актрис, они-то больше всего и заинтересовали бывшего грузчика.

Вскоре подошла и сама директриса.

– Пройдемте в мой кабинет, – сказала она, подхватывая вскочившего Генриха под руку, – я очень рада снова видеть вас в нашем дружном коллективе. С возвращением!

– Я тоже безумно рад, Елизаветочка Михайличка, – Кружкин галантно наклонился и поцеловал директрисе ручку.

Конец ознакомительного фрагмента.